Фашисты [litres] - Кирилл Викторович Рябов

И сам к себе прислушался. Не слишком ли фальшиво прозвучало.

Он спал без снов. Снова не слышал, как Саша ушла на работу. Записку она оставила на своей подушке:

«Коля, милый. Мне очень тревожно. Если сможешь, сходи и сделай УЗИ. Поищи в интернете, какие есть клиники поблизости. Читай отзывы. И будь на связи. Люблю тебя. Твоя Саша».

Вместо завтрака он выпил стакан воды и начал собираться. Голос молчал. И бок не болел. Вольский хотел успеть попасть в ПНД до того, как случится новый приступ. Он оделся, вызвал такси и вышел из квартиры. У лифта стояла соседка, поддающая женщина лет сорока по имени Тамара. Кажется, и сейчас она была слегка под мухой.

– Николай, ночью к вам скорая приезжала? – спросила Тамара, щурясь.

– А вы не заметили, в какую квартиру врач зашёл? – ответил Вольский.

– Так в вашу и зашёл. Я видела в глазок.

– Ну, а чего тогда спрашиваете?

Соседка обиженно засопела. Лязгая, приползла кабина лифта и со скрипом раскрыла двери.

– Извините, – сказал Вольский.

– Да ничего, – пожала плечами Тамара.

– У меня сердце прихватило ночью.

– Ой, божечки. Вот и у меня в груди третий день давит. На погоду, может?

– Вероятно.

Они спустились.

– Николай, а вы не знаете, что это слово означает? – спросила Тамара, показывая на объявления.

– Любовь.

– Нет никакой любви, – ответила она и стала их сдирать.

Вольский вышел из парадной. Такси ожидало. Он открыл дверь. В этот момент опять неизвестно откуда раздался крик:

– Живодёр вышел, живодёр! Куда это ты собрался? Я слежу за тобой, слежу!

Он ввалился в салон и захлопнул дверь. За рулём сидел смуглый подросток.

– Радио не мешает? – спросил он ломким голосом.

– А сколько вам лет?

– Начинается, – вздохнул таксист и дал по газам.

Из магнитолы звучала восточная песня. Подросток слегка раскачивался, будто кобра под дудочку факира, и закладывал крутые виражи. Вольского мотало по всему сиденью. Кое-как он написал Саше сообщение: «Поехал обследоваться. Люблю тебя».

– В моей машине человек умер, – сказал таксист. – Неделю назад. Врачи сказали, у него сердце взорвалось.

Вольский промолчал. Его мутило.

– От большой любви сердца взрываются, брат, – продолжал таксист. – Только от большой любви.

Он остановился у входа в ПНД. Повертел головой.

– Это что, психическая больница?

– Да, – сказал Вольский и вылез из машины.

В регистратуре была большая очередь. Люди выглядели обычно, никто не лаял, не кукарекал и не пытался помочиться на соседа. Вольский вспомнил вчерашний поход в поликлинику и подумал:

«Просто тут лечат, а там нет».

Он простоял не меньше получаса и, когда подошла его очередь, чувствовал сильное раздражение. Не здороваясь, Вольский протянул направление.

– Что это? – спросила регистратор.

– Это направление к доктору Кузнецову, – сказал он. – Вы разве не видите?

– Читайте.

Она вернула листок. Вольский увидел номер телефона и чуть ниже имя – «отец Прокопий».

«Решит, я псих», – подумал он.

– Это не то.

– Я вижу.

Вольский отыскал направление и взял талончик. Нужный кабинет находился на втором этаже. У двери сидел толстенький лысый мужчина с куцей бородкой в виде эспаньолки и жадно нюхал правую руку.

«Ну вот, началось», – подумал Вольский, садясь рядом.

– Вы к Кузнецову? – спросил он.

Мужчина опустил руку и сказал испуганным голосом:

– Мы проиграли войну.

И опять прилепил ладонь к носу. Кажется, он готов был засосать её целиком. Он постанывал и закатывал глаза.

– Мы проиграли войну.

– Я слышал, – ответил Вольский.

– Мы проиграли войну.

– Ага.

– Мы проиграли войну.

– Кому?

– Мы проиграли войну.

Вольский пересел на край. Мужчина подвинулся. Рука у него была тонкая, обветренная, неприятная.

– Мы проиграли войну.

– Оставьте меня в покое.

Мужик сунул в ноздри указательный и средний палец и втягивал, втягивал, втягивал воздух.

– Бы проиграли войду.

Вольский посмотрел на часы.

– Бы проиграли войду.

Мужчина вытащил влажные пальцы.

– Мы проиграли войну.

Вольский хотел уйти в конец коридора и ждать там. Но не успел. Боль врезалась в бок резко, стремительно, будто скорый поезд. Он завыл и согнулся. Мужчина стонал и сучил ножками.

– Мы проиграли войну. Мы проиграли войну. – Жадные вдохи. – Мы проиграли войну.

– Заткнись, – выдавил Вольский.

– Нюф, нюф, нюф. Мы проиграли войну.

– Закрой рот, скотина!

– Мы проиграли войну.

Вольский схватился за лицо. Вцепился зубами в ладонь. Выгнулся. Потом упал на колени.

– Мы проиграли войну. Мы проиграли войну. Мы проиграли войну.

С огромным трудом Вольский смог встать и влепил психу пощёчину. Тот умолк лишь на секунду и снова взялся причитать. Вольский отвесил ему вторую пощёчину. Потом третью. Он хлестал его по сальной роже, пока не заболела рука. И не сразу заметил, что бок прошёл. По животу разливалось нежнейшее тепло. Как после оргазма. Мужчина хлюпал разбитым носом и скулил. Лицо его было перепачкано жиденькой кровью.

– Я сдаюсь, – прошептал он и поднял руки.

Вольский наклонился.

– Пошёл отсюда вон, пока я тебя не пристрелил, как бешеную собаку.

Псих опустил правую руку к носу и тяжело задышал. Из кабинета вышла бледная и очень худая женщина. Она скользнула взглядом по Вольскому, по его «военнопленному» и сказала:

– Проходите, кто там из вас следующий.

Вольский зашёл. Кабинет был пуст. Оглядевшись, он сел за стол. Кашлянул. Прошло несколько минут. Потом тяжёлая портьера, закрывающая окно, шевельнулась, и появился мужчина лет сорока пяти в белом халате, с аккуратно причёсанными волосами и редкими, как у старшеклассника, усами.

– Я к доктору Кузнецову, – сказал Вольский. – У меня направление из поликлиники.

– Кузнецов Игорь Игоревич, – отозвался врач и прошёл к столу.

Вольский протянул направление.

– На вашей руке кровь, – заметил Кузнецов.

– Она не моя.

– Чья же?

– Там в коридоре сидит мужик, я надавал ему пощёчин.

– Вот как? Любопытно.

Он выбрался из-за стола, выглянул в коридор и вернулся.

– Там никого нет.

– Сбежал.

– Вы плохо поступили.

– Знаю. Я уже не мог терпеть его причитаний.

– Что он говорил?

– Он говорил, что мы проиграли войну.

Кузнецов вздохнул.

– Но ведь он прав. Мы проиграли войну.

Вольский внимательно посмотрел на врача.

– Игорь Игоревич?

– Да, любезный?

– Можно мне помыть руки?

– Считаю, сделать это необходимо, – сказал Кузнецов.

– А где?

– В коридоре есть туалет.

– Спасибо.

Вольский вышел из кабинета, быстро прошагал по коридору, спустился на первый этаж и кинулся к выходу. На улице он, озираясь, закурил. Кровь на руке засохла и неприятно пахла железом. Его потряхивало от возбуждения. И в голове, как молот, стучала мысль: «Мы проиграли войну. Мы проиграли войну. Мы проиграли войну». Он зашёл в «Пятёрочку», купил бутылку воды и вымыл руки. В кармане запел смартфон. Номер был незнакомый.

– Слушаю, – сказал Вольский осторожно.

– Это я, – ответил женский голос. –